— Привет, Руби, — сказал я, пристраиваясь к ней рядом и предлагая пакет. — Бери конфетку.
Узнала она меня сразу и при этом отнюдь не испугалась, а лишь покачала головой и сказала:
— Мама говорит, чтобы я никогда не брала конфеты у посторонних.
— А я и не посторонний. Ты что, забыла, что я тот самый дядя, которого ты чуть было на всю жизнь не упрятала за решетку.
— И поделом. Не надо было грубить мне.
Она снова продемонстрировала свою знаменитую ухмылку. Впрочем, сразу было видно, что на меня лично она никакого зла не держит.
— А кроме того… — продолжала девочка.
— Что, кроме того?
— Я не хотела, чтобы у меня самой были неприятности. Не хотела привлекать к себе внимание, понимаете?
Бог ты мой! И все это варилось в той «кастрюльке», что она носит на плечах, и которой от роду-то всего лет восемь или около того! Оказывается, я ее совершенно не интересовал и все, чего она хотела, это лишь спасти свою собственную тонкую шкурку.
Она наверняка знает, кто убил ту девушку…
Я постарался ничем не выдать своего возбуждения и, подстраиваясь под ее шаг, как можно беззаботнее проговорил:
— Значит, ты видела того парня, который сделал это? А я-то думал, что ты просто врешь!
— Только вот этого не надо. Разумеется, я его видела. По крайней мере, со спины. Он как раз тогда наклонился над ней.
— Иными словами, лица его ты не видела. Ну что ж, значит, ты его ни за что не узнаешь.
— А вот захочу и смогу. На нем был синий костюм.
— У моего дяди Берта тоже есть синий костюм. Ну что ты за чертовщину мелешь! Да каждый…
— А вот ругаться тоже не надо. Мама говорит, что это нехорошо.
— Да ну тебя и твою маму! Сказал бы я тебе, кто такая твоя мама — она такая же большая лгунья, как и ты, если говорит, что ты сидела дома с малышом, хотя на самом деле шныряла по лесу и подсматривала за людьми.
— Не может же она постоянно смотреть на часы, так ведь? С моим маленьким братиком этого никак нельзя. И ничего я не шныряла, мистер Умник, а просто играла там под деревьями.
— Значит, говоришь, знаешь того парня?
— Я не сказала, что знаю. Я сказала, что могу указать на него пальцем — если захочу, конечно.
— Так почему же ты этого не сделаешь?
— Это меня не касается, — проговорила она с затаенным триумфом в голосе.
Зато меня это даже очень касалось; и в данный конкретный момент меня больше всего касалось то, чтобы как можно дольше говорить с ней, пока не удастся добиться поставленной цели. Я где-то слышал, что маленькие девочки любят поддразнивать друг друга и что в девяти случаях из десяти такая тактика срабатывает.
Поэтому я собрался с силами и проговорил, стараясь вложить в собственные слова весь сарказм, который к тому времени во мне скопился:
— Эге, Руби Гэнт, ничего-то ты не знаешь!
— Знаю.
— Ты все выдумываешь.
— Не выдумываю.
— А вот и выдумываешь. Ты вообще не видела того парня, а если и видела, то все равно ни за что не отличишь его от любого другого.
— Я сказала вам, что на нем был синий костюм.
— Ну и где он живет?
— Не знаю я, где он живет, зато знаю, где он находится сию минуту.
— Ты просто маленькая лгунья!
— Не лгунья.
— А вот и лгунья.
Я уже сам было увлекся этой игрой, когда она вдруг капитулировала.
— А если я отведу вас туда, вы мне тогда поверите?
— Ну, скажешь тоже. Разумеется, если отведешь — поверю.
Она снова посмотрела на меня тем своим серьезно-отсутствующим взглядом, который, похоже, являлся частью ее маскировки.
— А если я покажу, поклянетесь, что никому не расскажете?
— Конечно, поклянусь.
— Тогда повторяйте за мной.
— Что повторять? Что я должен сказать?
Она облизала свой грязный палец и подняла его над головой.
— Видите, мой палец мокрый… ну, повторяйте.
Я облизал собственный палец и последовал ее инструкциям.
— Видишь, мой палец сухой.
— Видишь, мой палец сухой.
— Перережь мне глотку, если я солгу. — Она со зловещим видом провела пальцем по своему тоненькому горлу.
Я повторил детскую клятву, хотя, разумеется, и в мыслях не имел выполнять ее. Я посчитал бы себя последним идиотом, если бы решил, что должен нести какие-то обязательства перед этим ребенком.
Тем не менее, моя клятва, похоже, удовлетворила ее.
— Ну, тогда пошли, — сказала она.
Она вприпрыжку побежала вперед, и я, как и в прошлый раз, двинулся следом за ней. Вся разница заключалась лишь в том, что на сей раз на ней было простенькое пальтецо из дешевой ткани и шли мы не по лесной тропе, а по асфальтовому тротуару.
Мы прошли по переулку, потом свернули в другой, пока не оказались на Хай-стрит. Вокруг нас сновали люди, занятые преимущественно покупками, и девочка, как угорь, мелькала между ними, тогда как мне не оставалось ничего другого, кроме как неуклюже имитировать ее движения, то и дело натыкаясь на прохожих. Наверное, у меня был довольно нелепый вид, когда я следовал за этой тщедушной девчонкой с таким видом, словно от этого зависела вся моя жизнь. Однако в те минуты меня не особенно волновала мысль о том, каким я могу показаться со стороны, и сердце мое отчаянно колотилось, поскольку я чувствовал, что впереди меня ждет нечто действительно важное.
В конце концов мы дошли до перекрестка, где Хай-стрит соединялась с проходившим через весь город проспектом.
Руби Гэнт неожиданно остановилась, отчего я едва не налетел на нее.
Девочка резко отпрянула назад и, глядя на меня снизу вверх, легонько ткнула пальцем себе за спину.