Детские игры - Страница 38

К оглавлению

38

Лучник в ужасе отпрянул, его щеки мертвенно побледнели.

— Клянусь, мой господин, — сказал он Элейну, — нет человека, более преданного Церкви, чем я. Но я очень люблю свою добрую жену и своих маленьких детей и я не могу…

— Не обращай на ведьму внимания, — сказал вельможа все с той же невозмутимостью.

Но когда-то он любил ее. Он сам этого пожелал. Он засыпал в ее объятиях, а в первую ночь она была еще девушкой, и он был единственным мужчиной, который прикоснулся к ней. Да что там! — единственным существом, которое когда-либо к ней прикасалось, что бы люди ни говорили. Но они настроили его против нее, и он предал ее, и она знала, что это случится. Беря сегодня от жизни ее маленькие радости, ведьма прекрасно знает, что готовит ей будущее, — и это одно из ее наказаний.

Он предал ее, чтобы спасти собственную шкуру; он отвернулся от нее, боясь обвинений и костра. А из окна башни, издеваясь над ее мучениями и отчаянием, смотрела чернушка Элисон, уродливая племянница аббата, с которой Элейн должен обвенчаться в Уитсантайде. Обвенчаться на веки вечные.

Но пусть женитьба окажется для Элейна страшнее костра, которого он избежал. Пожелай другой мужчина благородного происхождения жениться на этой похотливой черномазой жабе, ничем не удалось бы Элейну откреститься, и горел бы он сейчас рядом с нею. Аббат знает, как лучше распорядиться золотом и обширными землями, которые отходят к Церкви.

— Не обращай на ведьму внимания! — повторил Элейн. — Когда ведьма горит, она умирает, и душу ее ждут вечные муки. — Он перекрестился. — Так говорит Церковь.

— Ведьма никогда не умирает! — воскликнула Маргарет. Ее голос был тверд, несмотря на адскую боль от лизнувшего ее кожу огня. — Я буду жить снова и снова. Ты знаешь, у меня есть дочь — в ней течет твоя кровь. Ее спрятали, и ты никогда ее не найдешь, не пытайся. Она будет ведьмой. Да, и каждая вторая из ее дочерей будет ведьмой через каждое следующее поколение и, становясь женщиной, она будет принимать мой облик. Мое ремесло я передам по наследству избранным, самым способным, и моя душа пройдет через века, становясь сильнее с каждым разом… Ты произвел на свет целый выводок ведьм, мой повелитель. Ты доволен?

Молодой человек с лицом старика не ответил. Его губы шевельнулись лишь для того, чтобы приказать: «Подбросьте хвороста в огонь».

Пламя поднялось высоко, вызывая жгучую, стремительную агонию в ее теле, которое было, к несчастью, человеческим. Огонь… жжет… больно…

Маргарет вскрикнула.

— Маргарет! — Учительница испуганно поднялась со стула. — Что случилось, девочка?

Маргарет протерла глаза и сонно посмотрела на нее:

— Ничего. Извините. Здесь так печет, и… и у меня закружилась голова.

Класс засмеялся, будто давно этого ждал.

Учительница опустилась на стул.

— Неудивительно! Нужно было хорошо подумать, прежде чем садиться на солнцепеке. Ты могла получить солнечный удар. Кто-нибудь из мальчиков, опустите штору.

Один из учеников поднялся.

Теперь Маргарет оказалась в тени. Но тень была теплой и мягкой, и лицо, накрытое ею, было лицом Маргарет. Она была Маргарет и еще кем-то. Она поняла это вместе с тем первым ощущением, странным, новым и почти пугающим. Но сейчас оно уже не пугало. Теперь она знала, что будет ведьмой, когда станет женщиной. Но — когда она станет женщиной?

Маргарет Брентлей умерла в шестнадцать, когда уже была матерью. В то время девочки рано становились женщинами. Наверное, та Маргарет решила, что тринадцать лет — это возраст взрослой женщины.

Новая Маргарет с наслаждением разглядывала свои гибкие руки и длинные, молочно-белые пальцы, которые выводили «Маргарет. Маргарет. Тераграм. Тераграм…» и продолжали рисовать звезды и другие знаки, менее доступные для ее ума, но — как теперь она понимала — не простые закорючки.

«Как будто они не мои, — думала она, любуясь своими изящными пальцами. — Но я могу управлять ими. Я могу управлять… управлять…»

Неугомонная синебрюхая муха снова закружилась у ее лица, самозабвенно жужжа.

«Чтоб ты! — воскликнула Маргарет, но беззвучно, мысленно — так как, хотя уже и не боялась учительницы, но все же не была совсем уверена. — Чтоб ты сдохла!»

Муха упала на парту и мгновенно замерла. Она проткнула ее своим пером. Насекомое было совершенно мертвым.

Мертвым. Она была ведьмой. Настоящей ведьмой! У нее была сила и власть. Она раскинула свои гибкие руки, чтобы охватить в воздухе почти осязаемый восторг.

— Маргарет! — раздался голос учительницы — резкий, враждебный. — Маргарет, ты опять меня не слушаешь!

Голос был гадким, учительница была гадкой — и старой. Ни то, ни другое не имело право на существование. Маргарет любит все только красивое. И молодое.

Широко раскрыв свои зеленые глаза с тяжелыми веками, Маргарет направила на учительницу немигающий взгляд…

Алекс Хэмилтон
Поднять зайца

Энергичными движениями Бэмбраф принялся заводить будильник. В глубине души он не исключал, что в назначенный час Кроучер и Тилли могут вдруг заартачиться. В последний раз, когда кто-то попытался было сбежать из интерната, ему устроили экзекуцию — собачьим поводком высекли (даже в комнате старшей экономки было слышно), и целый месяц не отпускали в город.

Сам Бэмбраф никуда убегать не собирался — на следующий день ему предстояло выступать третьим номером против «Кольтов» из начальной школы Уиггета, а кроме того, после этого семестра он и сам должен был перейти в школу Уиггета, правда, уже среднюю, так что для него во всей этой затее не было никакого смысла. Зато Кроучеру и Тилли предстояло еще два года проторчать в «подготовилке», прежде чем их куда-нибудь переведут. Про себя они решили, что Бэмбраф поступил как настоящий товарищ, решив ввязаться в это дело, хотя мог и уклониться, поскольку если вскроется, что он им помогал, то ему тоже несдобровать.

38