Детские игры - Страница 35

— Очистить вас от этой грязи?

— Грязи?

— Они завалили вашу постель землей. Вы что, забыли?

Она снова посмотрела на него.

— Ну надо же. А я думала, что это было вчера… или… Ну конечно, когда у тебя так болит голова, может что угодно случиться. Да, да, стряхни с меня все это.

Он чуть изогнулся над кроватью и принялся смахивать комья глины на пол. Земля стала гулко ударяться о деревянные доски.

— А ты совсем другой, так ведь? — спросила она. — Я не заставлю тебя оставаться здесь.

— Оставаться?

— У меня. Как в семье.

— Что, и домой не вернуться?

— Это стало бы твоим домом.

В ее взгляде появилось что-то страшное — что-то такое, что Каштану очень не понравилось.

— Я бы мог приходить к вам в гости, — сказал мальчик. — А сейчас мне надо уходить, и…

— Нет! — Ее голова оторвалась от подушки, желтые глаза жутко закатились — прямо как у Старого Крикуна перед тем, как они пристрелили его.

Внезапно он вспомнил про ключ и троих друзей, дожидающихся его снаружи.

— Мне надо идти.

Он повернулся и побежал по лестнице вниз, затем остановился и посмотрел, не преследует ли она его. Нет, все в порядке. Голова старухи снова откинулась на подушку, веки сомкнулись. Но сейчас ему было уже страшно. Все-таки чокнутая она была, это точно.

Он побежал дальше по лестнице, высматривая тех ребят, ту девочку, которая обещала ему найти ключ. Но в холле их не было. И в кухне тоже.

— Эй! — крикнул он.

Ответа не последовало — слышно было только эхо его собственного голоса в пустом доме.

Рядом с камином виднелась распахнутая дверь, за которой начиналась уходящая вниз лестница. Значит, они спустились в подвал. Он просунул руку за дверь и стал нащупывать выключатель, но на стене его не оказалось. Он огляделся. Прямо у него над головой от одинокой голой лампочки свисал грязный шнурок. Он потянул его — стало светлее. Внизу, у самого основания лестницы, с потолка свисал точно такой же шнур — еще одна лампа без абажура.

Он стал спускаться.

— Эй, ребята! Вы там? Что вы делаете в такой темноте? — Он дернул второй шнурок. Снова вспыхнул свет и поначалу ему показалось, что подвал совершенно пуст.

А потом он увидел их. Они расположились в один ряд — десять маленьких бугорков, чуть возвышающихся над полом подвала.

И на одном из них лежал его ключ.

Чувствуя, как у него кружится голова, он двинулся дальше. «Ты должен побывать в моем подвале… Я была так добра к ним, а они вон что сделали…»

Он опустился на землю, на свои заляпанные травой колени. Что же эта безумная старуха?..

Руки его потянулись к ключу, скользнули мимо него, уткнулись в мягкую кучу земли. «Говорят, что не хотят здесь больше оставаться, и я должна…»

И тогда он увидел…

В то же мгновение он снова вскочил на ноги, спотыкаясь, бросился вверх по лестнице, побежал через холл. На стенах не было никаких рисунков. И детей никаких не было.

Дергаясь из стороны в сторону, он опрометью вбежал в темную гостиную. На небе уже появилась луна, которая слабо просвечивала между деревьями, заглядывала в окно.

Подпрыгнув и помогая себе руками, мальчик выбрался наружу и побежал. Его терзал страх. Он думал о той старухе. О том, как она спускается по лестнице. Как хватает его, пока он пытается пролезть в окно, удерживает его своими холодными, мертвыми пальцами, тащит назад, волочит в подвал. «О, Боженька, помоги мне — это Каштан с тобой разговаривает. Помоги мне выбраться отсюда, и я стану… кем только захочешь… только помоги мне убраться отсюда!»

Он уже преодолел половину пути — все так же спотыкаясь, чуть не падая, через что-то продираясь, отталкиваясь, подтягиваясь и моля Бога только об одном — чтобы его не поймали. Однажды он все же упал, всем телом распластался на траве. Жесткая земля словно бросилась ему навстречу. Ударившись о нее, он покатился в сторону, теряя ориентацию, но все же цепляясь за землю; наконец снова вскочил на ноги и побежал вниз по склону холма.

Вода в ручье была холодная, но он кинулся в самую глубокую его часть, забыв про устилавшие дно камни.

Они его не дождались. Ни один не дождался. Даже Макс — тот самый воображала Макс, который якобы вообще ничего на свете не боялся. Все ушли домой. А может, они просто спрятались где-то там поблизости, притаились, ожидая, когда он выберется через окно, чтобы схватить его? Может, они все еще там, ждут и гадают, что же случилось…

Впрочем, это уже не имело никакого значения. Вообще ничего не имело значения. Только бежать — куда угодно, лишь бы подальше от того дома.

Он пробежал мимо деревянной «крепости» Лэнни, затем бросился вниз по холму в сторону шоссе, а потом понесся через поле к дому. У него разболелся живот, саднило грудь. Одежда вымокла в ручье, руки покрылись ссадинами от падений в том доме.

Но он не останавливался. Он продолжал видеть перед собой то маленькое лицо в неглубокой могиле. Маленькие глаза, которые так и остались открытыми. Маленький нос. Темные волосы. Теперь, пролежав столько времени в земле, она уже не казалась такой хорошенькой…

Наконец он оказался на своей улице, свернул за угол, перелез через стену. Дом. Дверь. Он всем телом шмякнулся о деревянную панель, забыв про ключ, колотя ее руками, пиная…

Внутри работал телевизор. Смех. Передача для всей семьи. Счастливые люди. Счастливый конец.

Мать подошла к двери.

— Ну что, Шон, опять взялся за старое? Уже десятый час. Ты что, не знаешь, что по улицам бродит полно сумасшедших!..

Но он уже не слышал ее. Перед глазами продолжала стоять лишь маленькая девочка, взирающая на него из своей глинистой могилы. А в ушах звучал лишь его собственный истошный вопль.